JЫЛ – КЕЛ (ДИЛ-КЕЛЬ)
В старину, в далекую старину, все птицы жили на юге, и весной на Алтае пели только горные ручьи и реки.
Однажды эту весеннюю песню воды принес в теплые края северный ветер. Всполошились птицы:
- Кто так славно поет, кто звенит, ни днем ни ночью не умолкает? Какая радость случилась, какое счастье пришло на Алтай?
Однако лететь в неведомую страну было страшно.
Напрасно уговаривал беркут скворцов и трясогузок, дроздов и кукушек. Отказались пуститься на север мудрые совы, нежные зяблики, серые гуси, свирепый ястреб.
Лишь синичка отважилась. Взмахнула крыльями и полетела.
- Слушай, - крикнул ей вдогонку беркут, - если там хорошо, возвращайся скорей, покажи всем птицам дорогу!
-Цици-вю, цици-вю, цици-вю! – Засвистела синица. –
Вернусь- вернусь – вернусь! Цици-фюить!
Летела синичка над морями и долинами, над лесами и реками. Сначала спешила-торопилась, част-часто перебирала крыльями, потом все медленнее, медленнее…
Живот у нее озяб, крылья ослабели… И когда уже совсем обессилила, увидела холмистые алтайские горы. В лучах восходящего солнца Алтай стоял весь розовый. Сверкали, будто огнем охваченные, холмы и долины.
- О, какой большой костер! – сказала синичка. –
Уж лучше сгореть, чем замерзнуть…
Сложила она крылья и упала. Но не в огонь, а на снег.
Снега синица не знала, испугалась:
«Умру я сейчас…». Голову склонила и увидала на белом снегу ягодку-рябинку прошлогоднюю. А рядом на пеньке, в трещине, спала личинка, завернутая в сто паутинок.
Клюнула синица разок, клюнула другой, и сердце у нее взыграло, живот согрелся, голова легка стала!
С каждым днем залетала она в лес все дальше, еды находила все больше. Хорошо, оказывается, жить здесь, на Алтае.
И словно свое «вернусь – вернусь - вернусь» синица забыла.
Забыла, для чего сюда летела, кто послал ее в этот край; где родилась, и то уже не помнит.
Но вот однажды зашатались деревья от ветра, почернело небо от птичьих крыльев. Это прилетело птичье войско.
Впереди всех грозный беркут.
Опомнилась синица, испугалась. А беркут уже кружит над ней:
-Хорошо ли живешь, синица?
Молчит она, даже хвостик не трепещет.
-Почему к нам не вернулась? – спрашивает беркут. –
Почему всех птиц в этот богатый край не позвала?
Голову синичка опустила, слова сказать не может, оправдаться не смеет.
Тихо- тихо стало в лесу, и синица услышала теньканье первой весенней капели. Встрепенулась синичка, запела, откуда голос такой звонкий взялся:
- Jыл – кел! Jыл – кел! Весна, приди! Весна, приди! Кланяюсь до земли вам, великий беркут! Посмотрите, в этом краю лед до семи рядов лежит, снег из семидесяти семи туч падает. Я одна тут с зимой спорю, весну зову: «Jыл – кел! Jыл – кел! Весна, приди! Весна, приди!». Это по моей просьбе теплый ветер подул, белый снег потемнел. Сама за вами полететь собиралась, да не досуг, весеннюю песню оборвать нельзя. - Jыл – кел! Jыл – кел! Весна, приди! Весна, приди! Цици-вю, цици-вю! Цок – цок – цок! Цици-фюить! Слушайте, слушайте, великий беркут, смотрите, смотрите! Jыл – кел! Jыл – кел! – звенела синица. – Весна, приди!
И там, где слышалась эта песенка, снег таял, просыпались ручьи, лопались на деревьях тугие почки.
- Ладно, - засмеялся беркут, -
на этот раз прощаю тебя, легкая головушка. Через год видно будет, правду ли ты говоришь.
Вот с тех пор, чтобы обман не раскрылся, синица раньше всех в лесу запевает весеннюю песнь, а за ней начинают петь и другие птицы.
Рисунки Натальи Павлушиной: Соловей-красношейка (самка), Балобан.
Алтайские народные сказки - г. Горно-Алтайск: типография. 500 экз