Туймешев Альчи Кунделешевич
Род Туймешевых На своём сайте мы, кроме всего прочего, рассказываем о своих односельчанах — Яйлинцах. Сегодня речь пойдёт о древнем тубаларском роде Туймешевых, поселившихся в том месте, которое сейчас называется посёлком Яйлю, ещё в 17 веке.
Вот как всё было по версии коренной жительницы
Князевой Надежны Альчиевны – лаборантки научного отдела Алтайского заповедника с 25-летним стажем.
- Точно сказать не могу, но началось это всё где-то в XVII веке. Отсчёт мы ведём следующим образом. Здесь
в Яйлю в 1914 году родился мой папа, и его отец тоже тут родился. Отец папиного отца тоже родился здесь. Нам всегда говорили об этом родители. Мужчины и женщины в нашем роду – долгожители. Папа умер в 73 года, но у него было ранение в голову, и если бы не война, он, возможно, прожил бы дольше.
Как рассказывал мой папа –
Альчи Кунделешевич Туймешев – наши предки жили раньше по Бии в месте, которое сейчас называется Камба- лино. Как оно называлось в те времена, я не знаю. Наш род занимался скотоводством, охотой; выращивали хороших лошадей, торговали ими. Как-то охотники набрели на такое место у большого озера, где зимой не было снега. Они назвали его
Тяйлю, что по-русски можно перевести как вечное лето.
В колхозе в Балыкче папа и мама работали до самой войны. Когда началась война, папу с его братом призвали, но не сразу на фронт, а сначала в бригаду, которая перегоняла из Монголии в Бийск лошадей для армии. Не знаю, как эти бригады назывались по-русски, но папа называл их “кантипо”. Бригада-кантипо, в которой был папа, занималась этим в течение целого года. Брали в Монголии табун и гнали его полтора-два месяца до места назначения, после чего людей отпускали на месяц домой. Потом снова в Монголию. Таким образом, за год папа побывал там три раза. После этого их стали готовить на войну. Стрелять они и так все умели, охотники как-никак; учили колоть штыками ватных кукол и всё такое, а потом отправили воевать.
Папа и его брат Апьян попали в пулемётчики. Воевали в паре: папа был первым номером, дядя Апьян – вторым. В 1943 году папа получил тяжёлое ранение в голову. После госпиталя вернулся в Балыкчу, где его, несмотря на вмятину в голове, всё равно заставили работать – пасти трёх лошадей. Казалось бы, чего проще, но это когда лошади нормальные. Эти же исхудавшие за голодную зиму ходячие скелеты вообще не стояли на ногах. Они постоянно падали, и их нужно было под- нимать. Однажды, поднимая одну лошадь, папа недосмотрел за другой, которая, свалив- шись между камней, стала биться и лишилась одного глаза. Инвалида войны погнали этапом в районный центр (от Балыкчи до Улагана горами около 100 км) в компании с такими же, как он “врагами народа”. В то время такие группы по 10-15 человек гоняли регулярно раз в декаду или в полмесяца по разнарядке “сверху”. Всех в тюрьму. Папе вменили в вину, будто он плохо следил за лошадьми, и одна лежала так долго, что вороны выклевали ей глаз.
Из всей группы оправдали его одного, и то только потому, что судья оказалась дальней родственницей. Женщина предупредила: «Ещё раз попадёшь сюда, не взыщи». В Улагане кто-то подсказал папе, что есть закон, по которому он как имеющий ранение фронтовик может получать пенсию и не работать в колхозе. К тому же постоянно кровоточила рана на голове. Вернувшись в Балыкчу, папа пошёл в управление и сказал, что не может работать. Ему разрешили уехать, но маму при этом не отпускали. Она и пахарь, и доярка, и скотница; работала сутками, даже высыпаться не успевала. С большим трудом удалось добиться разрешения на отъезд и ей. Так мои родители снова вернулись на Ижон. К тому времени папин отец перебрался с Ижона в Яйлю. На самом Ижоне работы не было, и папа тоже стал проситься в Яйлю, но места ему там не нашлось, и ему предложили работу объездчика в посёлке Беле. Папа согласился. В Беле тогда сеяли гречиху, горох, ещё что-то, и папу поставили старшим, вроде бригадира, определяющего, когда пахать, когда сеять. Почему-то эта должность называлась “объездчик”.
Было это где-то в 1948-49 гг., на Беле мои родители жили до 1957 года. Потом нужно стало отдавать детей в школу, и папа стал опять проситься в Яйлю. Как и прежде, места в Яйлю не нашлось, предложили кордон Байгазан. Перебрались на Байгазан. Мама пристроила Лёшу и Катю на квартиру в разные семьи в Яйлю, где была школа. Потом мама прослышала, что за детьми в Яйлю никто толком не смотрит, что они всё время грязные, завшивели. Бросив хозяйство, она погрузила нас маленьких (меня и сестру Галю) в лодчонку и пригребла на вёслах в Яйлю. По озеру это где-то около 15 км. В то время тут как раз квартира освободилась в крайнем бараке, где сейчас научный сотрудник И.П.Кислицын живёт. Тогда в бараке жило шесть семей (сейчас две квартиры) – по одной в каждой комнате. Одна комнатка освободилась, и мама заселилась туда без спросу. Папа в это время по заданию заповедника находился в тайге на заготовке ореха. Вернувшись домой на Байгазан, он удивился тому, что никого нет, скотина не ухожена, коровы бегают, свиньи визжат. Узнал, что жена перебралась в Яйлю. Папа тоже переехал. Начальство ругалось поначалу, но папа разводил руками: «Я тут ни причём, это всё жена». С тех пор мы и живём в Яйлю – на родине наших предков.
Публикация В.А.Яковлева по аудиозаписи интервью с Н.А. Князевой (Туймешевой). Фото Д.В. Житенёва, 1969 год.