Былое или мистика рождественского вечера в Яйлю с Владимиром Высоцким
«Ну, вот, исчезла дрожь в руках, теперь – наверх!
Ну, вот, сорвался в пропасть страх – навек, навек!
Для остановки нет причин – иду, скользя,
и в мире нет таких вершин, что взять – нельзя!»
В.С. Высоцкий, «Горная лирическая».
Лампа ярко пыхнула, выдав в кухонную темноту угарный керосиновый чад, и тут же почти угасла. Сергей задул её слабый огонёк, немного прикрутил фитиль и снял стекло. Огромными портняжными ножницами аккуратно подрезал обгоревший фитиль, тщательно протёр скомканной газетой стекло, снова поджёг фитиль и установил ламповое стекло на место. Кухня осветилась неровным желтоватым светом и на её стенах заколыхались тени нашей небольшой компании. Рая встала из-за стола, открыла дверку большой кирпичной печи и подбросила в топку охапку крепких берёзовых поленьев. Ярко вспыхнувшая береста бросила языки пламени наружу, но хозяйка быстро прикрыла дверцу. Печка радостно загудела, и все сразу ощутили уютное тепло от её кирпичных боков.
Оля вопросительно глянула на меня, я понимающе кивнул и наполнил разномастные видавшие виды бокалы крепкой облепиховой наливкой.
- «Ну, ребятки, давайте выпьем за наше маленькое Яйлю – наш большой дом, за наши семьи, за жён и детей, которые всегда ждут, и к которым мы стремимся вернуться с самого первого дня своего патрулирования» – предложил тост Сергей Спицын, мой друг-напарник и начальник патрульной группы Алтайского заповедника.
Четыре бокала звонко соединились над накрытым домашними вкусностями столом, и мы с удовольствием пригубили невиданный в других местах напиток из дикой облепихи Чулышмана. Неторопливо закусили мочёной язулинской брусникой. Рая разлила по глиняным кружкам ароматный травяной чай, достала из духовки и выставила на стол огромный рыбный пирог. Я взял в руки гитару, подстроил струны и для разогрева проиграл несколько старых, почти забытых песен из времён своей городской молодости. Оля принялась разрезать пирог, а Сергей молча сидел и пристально смотрел в ярко горящий фитиль керосиновой лампы.
Я удобнее устроил гитару на коленях и тоже устремил свой взор на маленькие язычки пламени. Ладонь легла на гриф и пальцы сами нашли нужный аккорд. Сделав небольшой проигрыш, я, не отрывая взгляда от огня, окунулся в энергетику Высоцкого и в воспоминания о нашем недавнем патрульном рейде в самых отдалённых местах Алтайского заповедника.
- «Здесь вам не равнина, здесь климат иной…» - пел я и перед глазами возникли картины недавнего прошлого…
С. Спицын, И. Савинский, Е. Веселовский. Язула, 1980.
Вообще-то мы собирались в тайгу втроём: Сергей Спицын, Игорь Савинский и я. Но перед самым выходом на патрулирование Игорь, большой гурман и страстный любитель вкусно поесть, умудрился пролить на себя снятый с печи чугунок с наваристым борщом. И всё – бёдра покрылись волдырями, и ни о каком походе уже не могло быть и речи: Игорь не может идти, а вдвоём в декабре уходить на патрулирование заповедной территории с её сложным горно-таёжным рельефом чревато многочисленными трудностями – короткий световой день, самый пик морозов, да и топтать лыжню двумя парами камусных лыж значительно тяжелее, чем тремя…
Однако мы всё-таки решились и в самом начале декабря оказались за 200 километров от Яйлю и Телецкого озера на горном плато Богояж, куда тувинские скотоводы в это время года стараются загнать на незаконный выпас своих лошадей и сарлыков. Воспрепятствовать этому и была наша задача, т.к. конские табуны и стада местных яков оттесняют с благодатных горных степей архаров-аргали, самых крупных в мире горных баранов, вид которых занесён в Международную Красную книгу.
Попасть в это время года на Богояж можно было только тайгой и только на лыжах. Нас с Сергеем на стареньком УАЗике забросили в Язулу, на самый дальний кордон Алтайского заповедника. Оттуда мы уже в сопровождении местных лесников на лошадях, которые везли наш полевой скарб, выдвинулись к перевалу Незаметный. Ну, а из-под перевала уже по большому снегу, расставшись с нашими помощниками, начали свой нелёгкий путь в гости к архарам...
Лесники на привале. Фото А. Лотов
- «….Весь мир на ладони - ты счастлив и нем и только немного завидуешь тем, другим – у которых вершина ещё впереди» - я закончил песню, по-прежнему глядя в неяркое пламя ярких воспоминаний.
- «Чай, чай пейте, остынет» – прервала мои воспоминания хлебосольная хозяйка и положила всем по большому куску рыбного пирога.
И мы принялись за ароматное произведение заповедного кулинарного искусства, вслух и про себя нахваливая умелую хозяйку Раису Васильевну Спицыну, мастерицу на все руки. Испробовав рождественский пирог и напившись крепкого душистого чая, я опять взял в руки гитару – не терпелось вновь погрузиться в энергетику песен народного барда и в воспоминания о недавних полевых трудностях.
- «Давай «Погоню» - попросил Сергей.
- «Давай» – согласился я.
Женщины накинули на плечи платки и уселись поуютнее на табуретках, а я, обратив свой взор на пламя лампы, тронул струны гитары и запел:
- «Во хмелю слегка лесом правил я, не устал пока, пел за здравие…» - начал тихо и неторопливо…
Фото А. Лотов
Лыжный переход от массива Архарий до Узун-Оюка никогда и ни в кого не внушал особого оптимизма. С самого утра, когда после завтрака ты становишься на лыжи и вместе со своим рюкзаком – «спиногрызом» быстро спускаешься в долину Богояжа, перед твоим взором открывается весь дневной путь, который предстоит пройти: Джулукульская котловина, в декабрьские морозы заставляющая вспомнить рассказы Джек Лондона о застывающем на лету плевке и погибших от невозможности разжечь костёр замёрзшими руками «чечако». Но самое гибельное, что есть в этом переходе – с самого утра ты видишь избушку, к которой ты должен прийти поздно вечером (если успеешь…). И каждый раз, когда ты поднимаешь свой взор от лыжни, ты видишь вожделенную избушку, где тебя ждут печка, чай и отдых, и которая никак не приближается…
Мы с Сергеем вышли пораньше, чтобы успеть к ночи до Узун-Оюка. Быстро спустились к Богояжу и бодро зашуршали лыжами твердому насту. Утреннее весёлое солнце внушало надежду, что к концу дня мы будем пить чай у гудящей печки. Однако с выходом на Чулышман солнце скрылось в морозной дымке, встречный ветер – «хиус» продувал насквозь, а твердый наст сменился глубоким перемерзшим снегом, в который мы стали проваливаться по колено. Скорость нашего перехода резко упала. Желанная избушка с печкой и чаем скрылась в морозной мгле. Появилось ощущение, что кроме нас в этой стылой снежной пустыне никого нет, и никогда не будет конца нашему пути. К вечеру, когда ранние декабрьские сумерки скрыли вершины гор, и мы потеряли привычные ориентиры, легкий «хиус» сначала перешёл в мелкую поземку, а потом и в метель. Изредка сквозь рваные несущиеся облака проскакивала луна. Её спокойный космический свет, действовал гипнотически. Мне казалось, что ещё немного, и мы выйдем к озеру Янкулю, а там и рукой подать до избушки. Однако Сергей, не смотря на моё предложение идти до избушки, настоял на том, чтобы поставить палатку и заночевать. «Разгулявшаяся пурга, ночь, отсутствие ориентиров могут нас завести очень далеко от избушки, » – говорил он. «Мы просто можем заблудиться и потерять и силы и время, » - добавил он и убедил меня.
Ночёвка в гольцах без костра и горячего чая не внушает оптимизма. Но делать нечего, поставив палатку, пожевав цукаты и «запив» их снегом, мы завернулись в спальники и, под пение вьюги и шуршание снега по стенам нашего «домика», окунулись в тревожный, дёрганный сон.
Солнце пробилось сквозь ткань палатки и заиграло весёлыми зайчиками по нашим обросшим и загоревшим лицам. Я первым осмелился выскочить из спальника и, прыгая на одной ноге, вывалился из нашего домика. И первое, что я увидел – часть нашей вечерней лыжни, которую по какой-то непонятной причине не занесло снегом. Она направлялась в Тасту-Оюк. И если бы Сергей не остановил нас, мы были бы сейчас в другой части Джулукульской котловины и в ещё одном переходе от цели нашего вчерашнего путешествия.
- «…Сколько кануло, сколько схлынуло! И кидало меня, не докинуло. Может, спел про вас неумело я, очи черные, скатерть белая!» – заключительные аккорды звучали яростно и нервно. Я оборвал песню на одном дыхании и, постепенно успокаивая гитару и прерывая мелодию, оторвал взгляд от лампы. Поднял глаза и посмотрел на Олю. Жена смотрела на меня с тревогой. Я ей подмигнул – мол, всё в порядке, не переживай.
- «А давайте ещё по бокальчику чулышманского эликсира?» – предложил Сергей, - «У нас ведь есть за что поднять бокал телецкого напитка – за Телецкое озеро! За возращение выпили, за родных и близких тоже. Так что не будем нарушать традиций: третий тост – за Озеро!».
Рая разлила по бокалам наливку и опять положила каждому на тарелку по куску ароматного, пахнущего русской печкой, пирога. Бокалы новь сошлись со звоном над столом, и мы послали свою мысленную благодарность Алтын-Кёлю за возможность жить и работать на его берегах. Тарелки быстро опустели, кружки наполнились чаем, на столе появилось варенье разных сортов и мы заговорили о хозяйстве и бытовых проблемах: о заготовке дров и сенокосе, о ремонте печек и домов, о коровах и прочей домашней живности. В основном говорили Рая с Олей, мы с Сергеем молчали и были ещё там, в горах, в тайге и в нашем экстремальном возвращении домой в самый канун Нового года. Сергей посмотрел на меня, на гитару. Я взял в руки свой старенький инструмент и продолжил эпопею «Погони»:
- «Что за дом притих, погружён о мрак, на семи лихих продувных ветрах…» - песня сама рождалась где-то внутри меня, сама выливалась наружу. Ощущение какой-то дикой свободы овладело мной, я закрыл глаза и поплыл-понёсся в нарастающем ритме мелодии Великого Поэта.
31 декабря того далёкого года на Телецком озере была традиционная ясная штормовая погода. Капитан заповедного теплохода «Зурбаган» Илья Поюченко вместе со своим матросом Павлом Менегечевым с трудом держались на ногах из-за яростной качки. При этом Паше приходилось время от времени привязываться тросом и выскакивать из рубки на палубу с топором, чтобы обрубить лёд с лееров, с мачты, с самой рубки. А мы в это время жгли костёр на южном берегу озера в урочище Карагай и с надеждой вглядывались в даль. Белые буруны яростной зимней верховки мало давали шансов на приход катера. Но «Зурбаган» пришёл и в 18-00 31 декабря 1995 года мы с Сергеем прибыли Яйлю, обняли своих жён и детей, успели смыть в бане следы месячного похода, выпить по бокалу шампанского и забыться долгим спокойным домашним сном…
- «….Сколько кануло, сколько схлынуло! Жизнь кидала меня - не докинула. Может, спел про вас не умело я, очи чёрные, скатерть белая?!» - с закрытыми глазами я на полном выдохе закончил песню, но остановить мелодию сразу не смог и ещё долго сыгрывался, сбрасывая её энергетику и освобождаясь от магии негласно присутствовавшего среди нас народного барда.
Это было 7 января 1996 года. Мы справляли православное Рождество у своих друзей и соседей Сергея и Раисы Спицыных. В Яйлю, центральной усадьбе Алтайского заповедника, не было света. Сотрудники заповедника не получали заработную плату по несколько месяцев. Но продолжали выполнять свои служебные обязанности.
Евгений Веселовский
Фото Александра Лотова